Теория и практика межрелигиозного диалога в Ливане

Сологуб Мария Серафимовна,

магистрант международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета.

В последнее время проблема межрелигиозного диалога, особенно диалога христианства и ислама, является весьма актуальной. Ливан, где на протяжении многих столетий относительно мирно сосуществуют представители 18 различных религиозных общин и где процент мусульманского населения наименьший по сравнению с другими арабскими странами (всего 60%), может послужить примером подобного диалога.

Мультирелигиозность Ливана закреплена как на уровне официальных документов (согласно Конституции Ливан – светское государство), так и в уже сложившихся традициях. В данной связи стоит упомянуть систему пропорционального религиозного представительства, согласно которой президентом страны обычно является христианин-маронит, премьер-министр – мусульманин-суннит, а глава парламента избирается из мусульман шиитского толка.

Попытки межрелигиозного диалога ведутся и на более низком уровне. В последнее время активную позицию по данному вопросу заняло гражданское общество Ливана: создаются различные общественные организации, основной задачей которых является создание атмосферы толерантности в стране. Отметим лишь несколько подобных организаций: это, например, тренинг по христианско-мусульманскому диалогу, проводимый под патронажем Университета св. Иосифа. Этот тренинг представляет собой лекционные и практические занятия для молодых людей – христиан и мусульман. В ходе тренинга учащиеся должны с одной стороны больше узнать о другой религии, возможно, избавиться от некоторых стереотипов, а с другой – научиться вести диалог, слушая других и отстаивая свои позиции. Подобных задач придерживается и Адьянский Фонд, который посредством добровольцев проводит лекции (например, в рамках «Программы осведомленности»), выпускает брошюры, устраивает культурные мероприятия и межрелигиозные встречи.

Все эти примеры говорят о значительных успехах Ливана в деле проведения межрелигиозного диалога. Однако это лишь на первый взгляд. При более пристальном рассмотрении межрелигиозный диалог на Ближнем Востоке в целом, и в Ливане в частности переживает не лучшие времена. На проблемах этого межрелигиозного диалога хотелось бы и остановиться.

Рассмотрим сложности, с которыми сталкиваются христианская и мусульманская стороны.

Что касается ислама, то он сейчас находится в состоянии серьезного кризиса, начало которого многие исследователи связывают с крушением Османской империи и который касается, в первую очередь, переосмысления теологических установок ислама. Проблема заключается в том, что у многих последователей данной религии сложилось представление о неразрывной связи ислама с государством. Когда же они столкнулись с ситуацией, при которой возможно существование неисламских, но в то же время весьма процветающих государств, это ввело их в состояние глубокого кризиса. Кризис этот подкрепляется и другими факторами. Во-первых, еще со времен пророка Мухаммеда торжество религии было неразрывно связано с ее распространением путем завоеваний. В XX же веке с введением запрета на захватнические войны это стало практически невозможно, или, по крайней мере, незаконно. Во-вторых, арабо-израильский конфликт также подлил масла в огонь: мало того, что на «исконно мусульманских» землях было создано иудейское государство, на территории которого оказалась одна из важнейших святынь ислама – Аль-Кудс, так Израиль еще сумел выиграть несколько войн против арабских государств и захватить ряд их территорий.

Этот кризис привел к разделению мусульманского общества на несколько групп. Это так называемые традиционалисты, умеренные фундаменталисты, радикальные фундаменталисты и ревизионисты (или младомусульмане). Остановимся подробней на каждой из групп.

Мусульмане-традиционалисты, как видно из названия, стараются придерживаться исламских традиций; они способны принять некоторые нововведения, если те не касаются глубинных вопросов веры. Эта группа наиболее многочисленна, представлена в большинстве арабских государств, к ней принадлежат основные видные исламские политические деятели; и именно она чаще всего вступает в диалог со своими христианскими партнерами. Однако, начав диалог, традиционалисты сразу же сталкиваются со следующей проблемой: часто в ходе диалога они пытаются убедить противоположную сторону в правоте своей веры, либо просто не слышат других участников диалога.

Вторая группа – мусульман-фундаменталистов еще более трудна для ведения диалога. Ее представители образуют некий замкнутый круг людей, которые пытаются сохранить без изменения, либо заново возродить традиции, обычаи, характерные еще для первых веков распространения ислама. Диалог с ними практически невозможен, так как они воспринимают других как неверных или зиммиев, и стараются свести контакты с ними к минимуму.

Однако наиболее агрессивная группа, с которой невозможно не только проведение диалога, но и просто сосуществование – это радикальные фундаменталисты. Часто их называют экстремистами. Их метод – это борьба с неверными любыми возможными способами. Заметим, однако, что другие группы мусульманских верующих не считают их истинными мусульманами. Они же в свою очередь не считают мусульманами всех остальных.

Наконец, последняя группа - мусульман-ревизионистов стремится к переосмыслению роли и положения ислама в современном мире. Представители данной группы оставляют для религии лишь область сверхъестественного, личного общения человека с Богом, четко различая понятия «государство» и «вера». Младомусульмане – сторонники диалога с представителями других верований, причем диалога активного, в ходе которого происходит взаимное обогащение вовлеченных в него сторон, устанавливаются межличностные контакты, обсуждаются наиболее актуальные сферы взаимодействия. Трудность, однако, заключается в том, что ревизионистов, как и экстремистов, многие мусульмане не считают за верных и относятся к ним враждебно, или, по крайней мере, с недоверием.

Таким образом, видно, что с мусульманской стороны пока нет ни единого фронта, от лица которого могли бы выступать представители на различных межрелигиозных конференциях, ни сформировавшегося единого мнения, с которым они могли бы предстать. Более того, для плодотворного диалога нужно вовлечение в диалог именно последней группы мусульман, что, однако, представляется маловероятным в ближайшей перспективе.

Теперь обратимся к христианам. Христианство в Ливане также находится сейчас в кризисной ситуации, однако эта ситуация сильно отличается от мусульманской. Христиане на Ближнем Востоке никогда не были единой силой: здесь существует Коптская, Маронитская, Мелкитская, Антиохийская, Ассирийская, Армянская, Грузинская, Эфиопская и другие Церкви. Общая задача ведения диалога с исламом, конечно, помогала им находить некие общие точки соприкосновения. Однако они никогда не могли и не могут до сих пор предстать перед исламским большинством единым фронтом. Более того, находясь на правах зиммиев, ахл-аль-Китаб смирились со своим второстепенным положением и занялись по большей мере проблемой выживания в мусульманской среде. Невозможность популяризации своей религии путем публичных проповедей привела к тому, что количество приверженцев христианских церквей перестало расти, а в последнее время и вообще пошло на убыль. В настоящее время проблема усугубляется тем фактом, что рождаемость среди мусульманского населения значительно выше, чем у христиан. Более того, многие христиане, а особенно молодежь стараются эмигрировать из своих стран, в первую очередь, на Запад, не надеясь когда-нибудь вернуться домой. Хиям Маллат называет подобную эмиграцию «отречением», так как уменьшение христианского населения на Ближнем Востоке приводит и к утрате христианской культуры, которая была частью единой культуры этого региона на протяжении многих веков. Все эти факторы приводят к тому, что процентное соотношение мусульман и христиан существенно меняется, причем не в пользу последних.

Другая проблема, с которой сталкиваются христиане на Ближнем Востоке – это потеря идентичности. Как уже было сказано выше, во многих арабских государствах политическая сфера глубоко переплетается с исламом, поэтому события, происходящие в обществе, будь то возрождение арабского национализма или война с Израилем часто воспринимаются как неразрывно связанные с исламом. Что же касается христиан, то они пытаются найти свою идентичность, либо, противопоставляя себя по линии «мы-они», что не может благосклонно отразиться на положении этих «мы» в стране, где «их» больше; либо, возвращаясь к каким-то древним традициям времен Средневековья, а то и более раннего периода, что также не может считаться позитивным признаком идентичности в нашем современном мире.

Еще одна трудность, которая, хоть и не зависит напрямую от ближневосточных христиан, но создает определенные сложности в их взаимоотношениях с мусульманскими партнерами – это политика западных государств, в частности, Соединенных Штатов, проводимая на Арабском Востоке, которая не может похвастаться своими мирными намерениями (достаточно вспомнить войну в Ираке или последние события в Ливии). Воспринимая христиан как проводников этой западной политики, мусульмане относятся к ним с недоверием, а часто и предвзято враждебно, что, безусловно, затрудняет проведение успешного межрелигиозного диалога.

Таким образом, мы видим, что все эти трудности не позволяют и христианам выработать единую позицию, которую они бы могли представить своим мусульманским коллегам.

Все эти трудности приводят к тому, что позитивный межрелигиозный диалог на Ближнем Востоке пока что невозможен, несмотря на то, что попытки ведутся уже на протяжении многих лет.

Чтобы изменить сложившуюся ситуацию, в первую очередь, все стороны и группы должны признать тот факт, что в условиях многонационального государства (а Ливан таковым и является) и христианам, и мусульманам придется идти на диалог и искать пути взаимодействия. Следующим шагом могло бы стать осознание того, что «другой» (будь то христианин или мусульманин) обладает своими уникальными характеристиками, имеет свои древние традиции и может серьезно отличаться от «нас». На Совете католических патриархов Востока было признано, например, что «арабское общество характеризуется разнообразием и высокой степенью плюрализма. Задача же религиозных деятелей – это дать этому разнообразию возможность проявляться и беспрепятственно развиваться во имя общей пользы народа».

Признав наличие уникальных особенностей за каждой религиозной общиной, стоит в то же время помнить, что они связаны единой историей, во многом – ближневосточной опять же единой культурой, единой территорией, единой Родиной. Хочется привести цитату из послания католических патриархов Востока, которая, на мой взгляд, как нельзя лучше подтверждает данный тезис: «Мы принадлежим уникальному наследию цивилизации… Наше историческое наследие – это близость наших цивилизаций. Каждый из нас внес посильный вклад в его формирование. Мы искренне хотим сохранить, возродить и преумножить его, чтобы оно служило основой нашего сосуществования и взаимопомощи. Христиане Востока – неотъемлемая часть культурной идентичности мусульман, также как мусульмане на Востоке – неотъемлемая часть культурной идентичности христиан. Поэтому мы в ответе друг за друга перед Богом и историей».

Возможно, именно поиск таких общих черт, точек соприкосновения поможет мусульманам и христианам в Ливане и на Ближнем Востоке установить плодотворный межрелигиозный диалог, который поможет им в достижении лучшего общего будущего.

Литература

1. Айюб Р. Тренинг по христианско-мусульманскому диалогу: путь развития личности.// Христианство и ислам в контексте современной культуры. СПб, Бейрут, 2009.

2. Таббара Н. «Контекст христианско-мусульманских контактов в Ливане и на Арабском Востоке: мусульманская перспектива»//Христианство и ислам в контексте современной культуры. СПб, Бейрут, 2009.

3. Хальвани С. Инициативы Ливанского гражданского общества в области диалога: опыт Адьянского Фонда. //Христианство и ислам в контексте современной культуры. СПб, Бейрут, 2009.

4. Chafri M. Islam et liberté, le malentendu historique. Paris, 1998.

5. Conseil des patriarches catholiques d’Orient, La présence chrétienne en Orient, Mission et Témoignage. Bkerke, 1992. N. 48.

6. Mallat H. Min nata’ij al hiwar al islami al masihi: al wujud al masihi fi ach-charq mas’uliyya islamiyya awwalan. // Al Masihiyya wal Islam: Risalat Mahabba wa Hiwar wa Talaqi. Beyrouth, 2004.

Начало XXIв. ознаменовалось активизацией агрессивного национализма, усилением различных форм политического экстремизма, мощными вспышками международного терроризма. В процессе политической, военной и этнической мобилизации авантюристические группы стремятся широко использовать религиозные лозунги и постулаты. Вместе с тем, обострившиеся в последнее время межконфессиональные противоречия мешают религиозным центрам объединить усилия в борьбе с силами зла, нарушающими мир и стабильность в обществе, несущими трудноисчислимые бедствия народам.

Неудивительно поэтому, что наиболее дальновидные религиозные деятели настоятельно подымают вопрос о необходимости организации постоянного диалога между различными религиями (конфессиями), как на федеральном, региональном, так и на международном уровнях. Они с полным основанием рассматривают такой диалог не только как способ обмена информацией, но и как средство формирования цивилизованных межконфессиональных взаимоотношений, которые открывают путь для успешного сотрудничества по проблемам, волнующим общество.

Разносторонняя польза от постоянного диалога между религиями может быть огромной. Во-первых, такой диалог может способствовать устранению (или хотя бы сглаживанию) межрелигиозных противоречий, ввести идеологическое соревнование между религиями и конфессиями в цивилизованные рамки, что весьма положительно скажется на этнонациональных отношениях и социально-политической стабильности.

Во-вторых, межрелигиозный диалог станет препятствием на пути радикалов из среды политиков и религиозных деятелей, нацеленных на использование мобилизационного потенциала религий для реализации своих политических амбиций.

В-третьих, межрелигиозный диалог поможет объединению усилий людей различных вероисповеданий и национальностей на борьбу против глобальных угроз, несущих беды человечеству.

В-четвертых, межрелигиозный диалог, поможет обществу осознать тот факт, что реальные причины, лежащие в основе религиозно-политического экстремизма и международного терроризма бесперспективно искать в том или ином религиозном учении. Тем самым будет облегчен поиск подлинных причин таких явлений, а, следовательно, средств и методов эффективной борьбы с ними.

Наконец, в-пятых, межрелигиозный диалог, дает мощные стимулы не только для решительного осуждения проявлений международного терроризма, а также религиозно-политического и этнонационалистического экстремизма, но и для налаживания необходимой воспитательной работы, направленной на предупреждение подобных преступных деяний в будущем.

Несколько слов о принципах межрелигиозного диалога. Принципы межрелигиозного диалога — это минимум исходных положений, принимаемых его участниками, не придерживаясь которых невозможно приступать к самому диалогу.

Первейшим из них является принцип толерантности. В данном контексте толерантность есть терпимое отношение последователей одной религиозно-конфессиональной общности к последователям других религиозно-конфессиональных общностей. Каждый придерживается своих религиозных убеждений и признает такое же право за другими.

За долгие века противостояния религий и конфессий сформировалась конфронтационная психология, в плену которой продолжают находиться многие люди. Сила стереотипов конфликтного мышления столь велика, что для ее преодоления нужна большая и упорная работа. Терпимость во взаимоотношениях между представителями различных религиозных общностей является необходимым условием организации плодотворного диалога между религиями.

Исключительное значение для организации межрелигиозного диалога имеет принцип равноправия его участников. Добровольно договариваются лишь равные. Любая попытка поставить одного из участников диалога в привилегированное положение является препятствием для нормального течения диалога. Более того, попытка определить ту или иную конфессиональную общность богоизбранной (даже ссылаясь на священные тексты) может привести к срыву диалога. Нечто подобное, например, произошло на межрелигиозной конференции «Поиск путей мира и гармонии. Общая ответственность христиан, мусульман, иудеев», проходившей в Москве в октябре 2000г. Один из докладчиков попытался убедить аудиторию в том, что иудеи являются богоизбранным народом, ряд представителей других конфессиональных общностей сразу же и достаточно резко высказались за прекращение диалога. Немало усилий понадобилось для того, чтобы конференция продолжила свою работу.

Еще одним важным принципом межрелигиозного диалога является открытость его участников. Открытость — это нескрываемое от других искреннее выражение своей позиций, сочетающееся со стремлением слушать и слышать других, непредвзято воспринимая и оценивая их точку зрения. Открытость вовсе не тождественна требованию отказа участников диалога от своих убеждений или уступки чужим убеждениям. Ее ценность в том, что она помогает субъектам диалога лучше уяснить взгляды друг друга, благоприятствует сопоставлению различных мнений, выявлению общих интересов и выработке согласованных мер по их реализации.

Конструктивный подход, нацеленность на позитивные результаты является еще одним необходимым принципом межрелигиозного диалога. Религиозный плюрализм, идейная конкуренция конфессий предполагает несовпадение позиций участников диалога. Настроенные на конструктивность субъекты диалога приходят при обсуждении общих проблем к принятию взаимно приемлемых решений на компромиссной основе. Разногласия устраняются путем согласований. Компромисс возможен и необходим в вопросах, касающихся земного бытия, социально-политических установок и культурного разнообразия. Что касается различного подхода к вероучительным проблемам, разного понимания проблем спасения, то в этих вопросах рассчитывать на компромисс в обозримом будущем не приходится.

И здесь мы переходим к очередному принципу межрелигиозного диалога. Его можно сформулировать так: отказ от критического рассмотрения вероучительных вопросов. Начало полемики о преимуществах или недостатках того или иного религиозного учения означает конец диалога.

Любой диалог должен быть организован. Дело это не простое. Оно Особенно сложно, когда речь идет о межрелигиозном диалоге. Наличие специальных координирующих органов и выработанных процедур усиливает надежду на регулярность диалога и его результативность.

Таковым, в частности, является Межрелигиозный совет России. К его созданию шли очень долго. Религиозные меньшинства ставили вопрос о необходимости создания такого совета, начиная с 1992 г. Наконец, в 1998 г. он был создан. Но кого он объединяет? Лишь четыре конфессии из почти 70 действующих на законном основании1. Не допуская в Межрелигиозный совет России другие конфессиональные организации, его участники не только обедняют деятельность Совета, но и сеют недовольство среди недопущенных, способствуя тем самым усилению межконфессиональных противоречий. Думается, давно назрела необходимость пригласить в этот Совет представителей многих других религиозных объединений, действующих в стране на законных основаниях.

Важную роль в организации межконфессионального сотрудничества играет и такая общественная организация, как Международная Ассоциация религиозной свободы (МАРС) и ее Евразийское отделение. Серьезным фактором расширения межконфессионального диалога, могли бы стать секции или комитеты межрелигиозного сотрудничества при Ассамблее народов России, при Федерации мира и согласия, если бы они были созданы.

Эффективным стимулом для активизации межрелигиозного диалога явился Всемирный форум религиозных и духовных лидеров, проведенный под эгидой Организации Объединенных Наций в 2000 г. В этой связи многие религиозные деятели вносили предложения о создании при ООН Совета религиозного представительства. Можно надеяться, что этот Совет, если он будет создан, станет подлинным инициатором и координатором межрелигиозного диалога на самых различных уровнях, что может способствовать существенному увеличению вклада религий в дело укрепления мира, международной безопасности и дружбы между народами.

Нельзя не сказать о факторах, затрудняющих организацию постоянного межрелигиозного диалога в нашей стране. Ограничусь лишь их перечислением. Это — политическая ангажированность многих видных религиозных деятелей (а им бы во всех отношениях лучше стоять подальше от политики). Это — нарушения государственными органами и должностными лицами конституционных принципов отделения религиозных объединений от государства и их равенства перед законом. Это — высокий уровень религиозной нетерпимости (среди молодежи он в 2-3 раза выше, чем среди граждан старших поколений). Это — острые противоречия в некоторых конфессиональных объединениях. Это — неудачные заявления некоторых видных российских религиозных деятелей.

Согласно данным опросов общественного мнения, подавляющее большинство респондентов убеждены, что межэтнические и межрелигиозные противоречия могут привести к развалу России. А вот высказывание на этот счет Президента РФ В. В. Путина: «Огромная опасность для такой страны как наша — в разжигании межнациональной и межконфессиональной розни…Если мы вступим на этот скользкий путь, мы страну не сохраним»2.

Как расценить в этой связи неоднократные заявления одного из видных деятелей Русской православной церкви о том, что надо прекратить называть Россию многонациональной и поликонфессиональной страной, что она мононациональна и моноконфессиональна? Весьма странно прозвучало на днях в телепередаче «Русский дом» заявление другого религиозного деятеля, что «теперь приоритетной задачей является устранение федеративного устройства государства«. Стремятся не отставать от представителей доминирующей конфессии и иные мусульманские деятели. Одни призывают вернуть в ислам потомков тех мусульман, которые были крещены еще при царизме, а другие выступают с лозунгами создания »исламского государства от Каспия до Черного моря«.

Возбуждению нездоровых настроений в обществе служат и проекты политиков, предлагающих в законодательном порядке разделить религиозные организации, функционирующие в России, на более привилегированные и менее привилегированные. Иные из сторонников такой идеи ссылаются на опыт ряда стран Европы, в которых сохранились некоторые анахронизмы, противоречащие демократическим принципам европейского сообщества, наподобие существования государственной религии. При этом такая аргументация подается чуть ли не как продиктованная стремлением ускорить принятие Россией европейских стандартов.

Но европейские стандарты состоят не в предоставлении государством преимуществ религиозным объединениям большинства, а, как это записано в Документе Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ (1990 г.), в создании государством «условий для поощрения» «этнической, культурной, языковой и религиозной самобытности национальных меньшинств«. Придавая исключительную важность поощрению и защите прав национальных и религиозных меньшинств, Генеральная Ассамблея ООН в Декларации о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам (1992 г.), специально подчеркнула, что такая деятельность »способствует политической и социальной стабильности государств«, »укреплению дружбы и сотрудничества между народами и государствами«.

Из этого следует, что люди, предлагающие, вопреки конституционному принципу равенства религиозных объединений перед законом, установить порядок, в соответствии, с которым государство должно иметь приоритетные отношения с религиозными организациями большинства, давать им привилегии, руководствуются не соображениями содействия укреплению социально-политической стабильности и возрождения дружбы народов России, а какими-то иными побудительными мотивами. И вполне понятно, что против подобной позиции решительно выступают не только представители религиозных и этнических меньшинств, но и многие ученые и политики, исповедующие религию большинства.

В связи с изложенным есть предложение при подготовке изменений закона 1997 г. «О свободе совести и о религиозных объединениях» начать с его преамбулы и привести ее в соответствие с конституционным принципом равенства религиозных объединений перед законом. А чтобы этот принцип не толковался по-разному, добиваться включения в закон той формулы, которая была в законе 1990 г. «О свободе вероисповеданий« и которую многие подзабыли: »Ни одна религия или религиозное объединение не пользуются никакими преимуществами и не могут быть подвергнуты никаким ограничениям по сравнению с другими».

Подпишитесь на наши новости и анонсы

Скопируйте код себе в блог. Запись будет выглядеть так:

Роль религий в современном мире снова растет - на фоне политических потрясений, социальных трансформаций и революционных технологических прорывов. Религия служит одним из способов самоидентификации, а это подразумевает и фиксацию особости, отстранения от других. Что означает в таких условиях межконфессиональный диалог, способен ли он смягчить противоречия или, напротив, становится дополнительным их катализатором? Об этом Александр Соловьев беседует с Алексеем Юдиным - кандидатом исторических наук, доцентом Центра изучения религий РГГУ, ответственным секретарем Католической энциклопедии.

- У религий есть одна общая характеристика: каждая утверждает, что обладает монополией на истину, в то время как остальные - ложны. Как можно говорить о каком-то диалоге, если ты изначально прав, причем в самом фундаментальном смысле, а твой собеседник - нет?

Надо сразу оговориться, что это верно не для всех религий. Конечно, авраамические религии - иудаизм, христианство, ислам - каждая из них, безусловно, утверждает, что именно она обладает истиной в полной мере. И все они, включая и иудаизм, в определенное время высказывали претензии на универсализм.

Действительно, на первый взгляд, если я владею истиной в ее полноте, а оппонент ею не обладает, или обладает лишь частью ее, то зачем вообще нужен диалог? Пусть признает мою истину - тогда и поговорим. До конца объяснить природу этого чудесного явления - зарождения межконфессионального и межхристианского, в частности, диалога, практически невозможно. Во всяком случае, в исторической перспективе ХХ века. В какой-то момент христианские исследователи Востока начинают вдруг интересоваться исламом не так, как раньше. Авторитетнейшие источники западного христианства - Фома Аквинский, Лютер - трактуют ислам как религию заблуждений, искушений или даже религию сатаны. Однако в XX веке происходит качественный поворот, почти парадигмальный сдвиг, как это видно на примере католического священника и выдающегося исламоведа Луи Массиньона. Христиане начинают видеть ислам как религию, созвучную своему вероучению. Они начинают задаваться вопросом - зачем пришел Мохаммед, пусть и не считая его до конца пророком. Но зачем-то он все-таки пришел? Обнаруживается множество исторических парадоксов, а смысловых - еще больше.

- Когда и как начинается такой диалог?

Когда возникает желание - и возможность - увидеть человека в ином свете и заговорить с ним. До конца объяснить генезис этого явления, повторюсь, невозможно. Произошло оно внутри самой христианской семьи, а затем и в отношениях между крупнейшими мировыми религиями. Таким образом, можно утверждать, что именно христиане стали инициаторами межрелигиозного диалога. Кто бы мог раньше подумать, например, о христиано-буддийском диалоге? А он существует. Оказывается, им есть о чем поговорить.

Вероятно, такое желание возникает, когда на христиан обрушиваются драматические, «парадигмальные» события, качественно меняющие мир - те же мировые войны. Переживая эти события, христиане начинают задаваться вопросами такого же масштаба, чтобы эти события и эти переживания осознать, отрефлексировать.

- Как происходит межконфессиональный диалог? Вообще, что это такое? Чем он отличается от любого иного?

В официальных церковных документах, имеющих в том числе и богословский характер, есть четкое определение того, что в самой церкви, внутри нее, понимается под диалогом, ведущимся с пространством вне церкви. А эти документы - отражение практики, ее формализация. Есть, в частности, такой католический документ 1968 г. - «Диалог с неверующими». Он составлен Секретариатом по делам неверующих (сформирован в 1965 г., когда католики осознали необходимость такого диалога). Он и определяет, что диалог в «общем смысле» есть «любая форма встречи и поиска взаимопонимания между людьми, группами и общинами, осуществляемая в духе искренности, уважения и доверия к другому человеку как к личности и имеющая целью углубленное познание какой-либо истины, либо стремление сделать взаимоотношения между людьми более соответствующими достоинству человека». Смотрите, какие слова! «Форма встречи и поиска взаимопонимания», «человек как личность», «искренность», «уважение и доверие», «углубленное познание какой-либо истины» и «достоинство человека»! Для католической церкви того времени просто новояз какой-то.

- Такой диалог как-то формализован институционально?

В форме экуменического движения прежде всего. И то, что мы понимаем под экуменическим движением, межхристианским диалогом - инициатива не католиков и не православных, это протестантский проект. Он родился в XIX веке из осознания совершенно практических задач, которые можно назвать церковной политикой. Протестантов много, и они разные. Монополии на истину нет ни у кого.

Протестантские миссионеры из различных ассоциаций пришли к выводу, что надо как-то договариваться между собой, чтобы не тиражировать расколотое христианство по всему миру. Из этого желания и вырос экуменизм.

Экуменическое движение складывается из двух больших составляющих. Стратегия одного направления: «Давайте работать вместе, как будто нас ничего и не разделяет - перед нами стоят слишком большие задачи, чтобы размениваться на мелочи». Это драматургия движения «Жизнь и деятельность». Вторая же линия настаивает, что надо с самого начала разобраться, «кто есть кто» перед Богом. Это стратегия движения «Вера и церковное устройство».

У них разные мотивации, разное богословие, разные лидеры. С одной стороны мы видим такого выдающегося человека, как Натан Сёдерблум, лютеранский архиепископ Упсалы, лауреат Нобелевской премии мира, один из ранних христианских миротворцев ХХ века. Это родоначальник движения «Жизнь и деятельность». А с другой стороны - Карл Барт, величайший протестантский богослов ХХ века. Его «богословие кризиса» и есть попытка перестроить активизм по отношению к Богу, перевести его из горизонтали (отношения между людьми) в вертикаль (отношения между людьми и Богом).

- Насколько иные христианские церкви вовлечены в экуменическое движение?

Поначалу, естественно, там не было ни католиков, ни тем более православных. Протестанты опасались, что католики хотят затащить их обратно, в свою римскую историю, а православных воспринимали вообще как каких-то дремучих дедов с бородами, погрязших в историческом прошлом. Будущее же, полагали протестанты, принадлежит как раз им, протестантам. Позднее они начали обращать внимание на Восток - для протестантизма восточное направление христианства было более востребованным, а Рим - ну, Рим и есть Рим, это враждебный папизм.

И уже в 20-е гг. ХХ в. православные примкнули к экуменическому движению (первыми из непротестантских конфессий), причем вполне официально. А католики подошли к этому вопросу только после II Ватиканского собора 1962-1965 годов. Но до сих пор католическая церковь не является членом экуменического Всемирного совета церквей, а, например, Русская православная церковь является. Правда, католики участвуют в работе комиссии «Вера и церковное устройство», которая занимается теоретическими, богословскими вопросами, но в целом подход к экуменизму у них такой: «Вы, ребята, сначала разберитесь сами с тем, какая вы церковь, а там мы посмотрим».

- Предмет экуменического разговора - вещи богословского порядка, устройства общины или вопросы прозелитизма, миссионерской деятельности?

Устройство общины, то есть церкви - это экклесиология, учение о церкви. Это богословский вопрос. Здесь экуменизму свойственна крайняя неопределенность. «Ты церковь в крапинку - ну и будь ей, раз у тебя такая церковная идентичность. А вот я - церковь в полосочку. И называть тебя церковью не обязана. Но при этом, сами для себя, мы обе - церкви». То есть с одной стороны - Русская православная церковь, а с другой - какая-то довольно либеральная протестантская «церковь в крапинку». И обе они - церкви в экуменической «системе координат».

Для православия это очень большая проблема. Православные постоянно об этом говорили и говорят. Поэтому даже теоретическое обоснование вступления РПЦ в ВСЦ в 1961 г. было представлено очень аккуратно. Митрополит Никодим (Ротов), тогдашний глава Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата, заявил, что этот шаг «нельзя рассматривать как церковный в экклезиологическом смысле слова акт». Митрополит Никодим предпочитал говорить не о «вступлении РПЦ в ВСЦ», а о «соглашении между руководством РПЦ, с одной стороны, и руководством ВСЦ, с другой стороны, о включении представителей РПЦ в постоянное сотрудничество с представителями других Церквей, объединившихся в экуменическом содружестве, именуемом ВСЦ». Тем не менее православные церкви вошли в этот экуменический поток раньше, чем католики. Те сопротивлялись еще четыре года.

- Иными словами, экуменизм - не традиция, а постоянный метод проб и ошибок?

Экуменизм - пространство диалога, своеобразный межхристианский полигон, на котором постоянно что-то обкатывается. Вечные обвинения в том, что экуменисты притязают на создание некой «сверхцеркви», под эгидой которой хотят всех объединить, всех туда затащить - чистой воды конспирология. Это никогда не было задачей экуменического движения. У него вообще с самого начала не было никакой конкретной цели. Практический и теоретический диалог, взаимное познание и общение и были по сути его самоцелью. Как говорили ранние лидеры экуменического диалога, «все остальное - дело Святого Духа».

- Сводится ли межконфессиональный, хотя бы христианский, диалог только к экуменическому?

Экуменический диалог - безусловно, синоним межхристианского. И за пределы общехристианского диалога он не выходит. Если говорить шире - о межрелигиозном диалоге, например, диалоге авраамических религий христианства, ислама и иудаизма или еще шире - христианства, буддизма и индуизма, то это уже, конечно, совсем не экуменизм. Тут уже иная реальность, которую очень хорошо типологически иллюстрирует католическая энциклика Ecclesiam suam 1964 года. Это очень серьезный документ папы Павла VI, в котором пространство диалога представлено в виде концентрических кругов. В центре, конечно, католическая церковь, и малый круг вокруг нее - это внутрицерковный диалог; следующий круг - общение с иными христианскими исповеданиями; третий, более широкий круг - все мировые религии, и, наконец, последний, самый широкий круг - это внешний, по преимуществу нерелигиозный мир.

Такая модель очень удобна для анализа потенциального диалога для церкви, будь она католической или православной. Принципиально важно, что признается возможным диалог с внешним миром, который может быть индифферентен или даже агрессивно настроен по отношению к религии. Здесь, как говорится, почувствуйте разницу с католическими документами XIX в.: знаменитый Syllabus, приложение к энциклике Quanta cura папы Пия IX (1864), осуждал современную культуру в «главнейших заблуждениях нашего времени» и, соответственно, отрицал любую форму диалога.

- Диалог в конечном счете имеет целью обращение? Это вид миссионерской деятельности, разновидность прозелитизма?

Вот тут и возникает проблема: как соотносится диалог и миссия, изначальное призвание церкви. Выход может быть найден такой: диалог даже без какой-то определенной цели уже есть миссия, как внешняя, так и внутренняя. Ведь если существуют проблемы взаимопонимания, их надо проговаривать. Это важно для всех участников диалога, поскольку не только ведет к общему пониманию проблемы, но и проясняет собственную идентичность.

Возьмем для примера тему современного атеизма, которая очень сложно обсуждалась на Втором Ватиканском соборе. В то время уже существовал государственный атеизм в Восточной Европе - от албанского, крайне жесткого, до польского, сравнительно мягкого. Но так или иначе в странах коммунистического блока доминировал системный атеизм государственного образца. А с другой стороны, в Западной Европе присутствовал интеллектуальный атеизм. Существовали его гуру, Сартр, например. Такое красивое интеллектуальное фрондерство.

И на обсуждениях между католическими епископами, сумевшими приехать из Восточной Европы, и западноевропейскими (Латинскую Америку не берем - это вообще другая история) возникало непонимание: для одних атеизм являлся просто интеллектуальным вызовом, а для других представлял собой жесткую политическую реальность, в которой верующие должны были как-то выживать. И то и другое, конечно, воспринималось как реальная угроза устоям веры. Но - по-разному.

Необходимость вести политический диалог с атеистическими государствами коммунистического блока породила ватиканскую Ostpolitik - «восточную политику» времен папы Павла VI: с коммунистическими властями нужно договариваться, нужен политический компромисс в религиозных вопросах. Но, как сказал архитектор этой политики, государственный секретарь Ватикана кардинал Агостино Казароли - «это был не modus vivendi, а modus non moriendi » - нужно делать что-то, чтобы не дать умереть верующим в коммунистических странах. Чисто политический диалог с реально поставленной целью. Этот диалог ватиканская дипломатия вела в формате переговоров с представителями коммунистических властей, в том числе и советских, но неофициально, конечно.

- Насколько такой, парадоксально-настороженный, подход русского православия к экуменическому движению, к самой готовности к диалогу, связан с тем, что в России в отличие от Европы социально-культурно-религиозная традиция прервалась?

В большей части Европы, безусловно, эта религиозная традиция непрерывна, и она, конечно, оказывает прямое влияние и на культуру, и на иные аспекты жизни. Что же касается России, то я бы предлагал не зацикливаться на этих семидесяти годах, а заглянуть глубже. За исключением периода некоторого религиозного перевозбуждения при Александре I в начале XIX века элиты в России жили достаточно отстраненно от непосредственного церковного влияния, живого религиозного контекста. Существовал, конечно, предписанный набор религиозных практик, но вот насколько живая религиозность входила в плоть и кровь русской культуры и на каком уровне - большой вопрос.

Начать хотя бы с того, что социальный статус духовенства в Европе и в России несопоставим исторически. В протестантском, а особенно в католическом мире духовенство очень часто - представители благородного сословия: князья, графы и так далее. В православии людей с титулами в высшем духовенстве можно пересчитать по пальцам. Среднего сословия, «среднего класса» у нас толком не было в начале XIX века - остаются крестьяне. Из них и мещан преимущественно и рекрутируется духовенство. Светские элиты не воспринимали тех, кто шел в семинарии (пусть даже из своих рядов), подобными себе. А в сословном обществе это серьезная проблема.

- Можно ли говорить о диалоге со старообрядцами?

Это был опыт крайне неудачного диалога. Речь шла о единоверии, а по существу о церковной унии. В начале XIX века запущен государственно-церковный проект воссоединения старообрядцев с господствующей церковью, сначала добровольно-принудительно, а затем и жестко принудительно. Но этот проект по сути провалился.

Между православными «никонианами» и старообрядцами накопилось слишком много жестоких обид и вопросов, которые так и остались непроговоренными. Раскол имел очень сложные причины и мощнейшие последствия не только религиозного, но и социокультурного свойства.

Если в Европе в результате Реформации произошло то, что мы называем конфессионализацией - государственно-политическое размежевание по конфессиональному признаку, то в России после раскола XVII в. таких демаркаций не было. Все разделившиеся православные остались в одном котле, и внутри этого котла шло бурление. Конечно, Европе для религиозно-политического упорядочивания пришлось пройти через десятилетия религиозных войн, но и в России все происходило достаточно драматично. Во всяком случае, в результате Европа разложила все по полочкам - хорошо ли, плохо ли, но системно, а в нашем отечестве религиозное и социальное напряжение сохранялось.

- Казалось бы, это как раз та среда, которая предполагает возникновение потребности в диалоге…

А вот тут давайте вернемся к тому определению диалога - «встреча и поиск взаимопонимания». А искали ли в России это взаимопонимание? Нужно ли оно было? Старообрядцы как социо-религиозная группа достаточно герметичны. Любой иноверец для них нечист - они просто не будут вступать с ним в коммуникацию, чтобы самим не оскверниться. Ведь только они войдут в Царствие Небесное, а все остальные погибнут. Конечно, протестанты могли относиться к католикам так же, но там все-таки были какие-то экономические, культурные, социальные взаимоотношения, а в России гигантские пространства: убежали, укрылись в лесах, на горах и в скитах - и все, нету их, и нет необходимости ни с кем общаться. Даже в городской культуре старообрядцы жили компактно и обособленно.

- Акт о каноническом общении между РПЦ и РПЦЗ - пример успешного межконфессионального диалога?

Не совсем. Тут же нельзя говорить о том, что эти конфессии - разные. Это два направления одной традиции. Один наблюдательный русский католик написал в 1917 г., что православные в новой ситуации, после крушения монархии, при Временном правительстве, не говоря уж о большевиках, были похожи на детей, потерявшихся на улице. Они ищут, кого взять за рукав, чтобы их отвели домой. Он вовсе не издевался, он искренне сострадал, потому что православные оказались в тяжелейшей и непривычной для них ситуации - в ситуации безвластья. Как быть?! К кому прислониться? Православная церковь никогда не существовала без власти…

Сам же Акт о каноническом общении - это политический компромисс, который не всех устроил в Зарубежной церкви. У РПЦЗ было ясно сформулировано миссионерское задание - вот рухнет богоборческая власть, мы вернемся и объединимся. То есть политическое стало регулятором религиозного. Но вот советская власть ушла - и что? А где монархия, где император? Где реставрация? Михаил Сергеевич, Борис Николаевич - это вообще кто? А ведь монархизм для РПЦЗ - религиозный концепт: царь богоданный, последний государь со своим семейством - царь-мученик. В религиозно-политической идеологии РПЦЗ уход богоборческой власти означает неизбежную реновацию империи, ее перезагрузку. Монархия - божественная легитимация законной российской власти.

- А сейчас РПЦ претендует ли на какую-то ведущую роль в межконфессиональном диалоге на межгосударственном уровне?

Межконфессиональные диалоги бывают разных видов. Вот диалог экспертов, обсуждение каких-то вероучительных, смысловых положений (в том же экуменическом движении такой диалог ведется постоянно), то, что называется «диалог истины». Для этого существуют специальные комиссии. Есть такая комиссия и для диалога православных церквей с католиками, Смешанная богословская комиссия, куда входят представители 15 поместных православных церквей и представители католической церкви.

Существует и другой диалог, «диалог любви», диалог жестов и символов. Вот, в январе 1964 г. в Иерусалиме встречаются Константинопольский патриарх Афинагор и папа Павел VI. Впервые после 1054 г. папа встречается с патриархом, они обнимаются и обмениваются братским поцелуем. Сенсация! И это тот символ, тот жест, который переворачивает многовековую историю. После чего начинается проработка вопроса: а что нас разделяет? Была ли схизма? Был ли раскол? И каково содержание этого раскола? А что же там было, в этом пресловутом 1054 году?..

И вот, когда в 1965 г. поняли, что Восток содержанием раскола считает анафему на церкви, а Запад полагает ее исключительно персональной, то составили особую декларацию, которую и зачитали 7 декабря 1965 г. одновременно в Риме и в Стамбуле. И решили эти анафемы просто «изъять из памяти церкви». Такой нашли компромисс. Не денонсировать, не признавать их недействительными, а просто стереть из памяти церкви. Это было признано и в Риме, и в Константинополе.

- Очень человеческий, ницшеански-человеческий подход: не помню - значит, не было.

Да, просто решили предать забвению. У нас есть власть это сделать, и мы это можем. Очень интересна была реакция Москвы. Митрополит Никодим отозвался в принципе позитивно, признав это очень важным шагом для улучшения отношений между католической церковью и православными церквами в целом. И патриарх Алексий I сказал, что это очень важный шаг в отношениях Рима и Константинополя, однако отметил, что богословского значения для всей полноты православия этот акт не имеет. Церковная Москва сочла произошедшее внутренним делом Константинопольского патриархата.

Теперь, собственно, по поводу претензий. В то время патриарх Афинагор решил перезагрузить эту пентархию (пятиправление) с константинопольским лидерством. Иными словами, Константинополь хотел стать лидером всего православного мира, в том числе и в вопросе участия в экуменическом движении. РПЦ сразу же выразила особое мнение: каждая из поместных Православных церквей будет принимать решения по этому вопросу самостоятельно, без кураторства Константинополя. Эпизод с отправкой православных наблюдателей на Второй Ватиканский собор прекрасно иллюстрирует эту ситуацию. Кстати, на Первый Ватиканский собор в 1869 г. тоже приглашали наблюдателей - но буквально как провинившихся школяров: ну-ка, приезжайте, одумайтесь и покайтесь, и мы вас, так и быть, простим.

В этот раз все было по-другому. II Ватиканский собор был вообще очень миролюбивым, никаких анафем, даже атеизм не осудили. Более всего католики стремились наладить общение в христианском мире и запустить свой экуменический проект. Поэтому наблюдателям, православным и протестантам сказали: «Пожалуйста, приезжайте, посмотрите и послушайте, о чем мы будем говорить, но мы и вас хотим послушать, узнать, что вы думаете». Католики как люди системные решили поступить с православными так же, как и с протестантами. Тем приглашения разослали по главам федераций - пусть решают, кто поедет. Так же действовали и с православными: кто у них главный? Константинополь, так пусть константинопольский патриарх и определяет, кто приедет от каждой из 15 церквей. Туда и послали приглашение.

Церковная Москва тут же заявила: нет, пусть каждый решает за себя, пусть каждая церковь сама определяет, кто поедет и поедет ли вообще. В Константинополе изумились: как так? Мы же первые среди равных, давайте встретимся и договоримся, и если поедем, то совместно. И пока Константинополь пытался реализовать свое функциональное первенство, РПЦ все решила за себя и в октябре 1962 г. прислала наблюдателей на первую сессию католического собора. Остальные подтянулись к третьей сессии в 1964 году.

Только представьте себе: 1962 г., еще никого из православных нет, а Москва уже в Риме! Это был фурор. И без того внимание всех СМИ было приковано к собору, ведь по сути это был первый крупный церковный форум в медийную эпоху. А тут еще из-за «железного занавеса», где, как полагали на Западе, и верующих-то почти не осталось, приезжают люди в рясах, улыбаются, культурно разговаривают. Пресса вынесла фотографии московских наблюдателей на первые полосы.

Это, кстати, был серьезный внешнеполитический успех СССР. Ведь решающую роль в решении об отправке наблюдателей от РПЦ сыграли аргументы, которые митрополит Никодим представил в Совет по делам религий (и, следовательно, в ЦК КПСС). Во-первых, на Втором Ватиканском соборе развернется борьба между католиками-прогрессистами и католиками-консерваторами. От исхода этой борьбы будет зависеть направление дальнейшего курса католической церкви. Приезд наблюдателей от «прогрессивной» РПЦ может если не решить исход этой борьбы, то серьезно скорректировать ее последствия. Во-вторых, явившись в Рим первыми, без согласования с Константинополем, мы докажем свою самостоятельность и поставим амбициозного патриарха Афинагора на место. А это важно вдвойне, поскольку тогдашнего главу Константинопольской церкви считали проамерикански настроенным.

- Как можно в контексте «диалога жестов и символов» оценить встречу патриарха Кирилла и папы римского Франциска в 2016 году?

Прежде всего есть документ, совместная декларация, принятая по итогам этой встречи. Что бы там ни говорили, это очень грамотный и логичный документ. Причем построен он, что примечательно, по принципу контрапункта - в единый текст синтетически сведены формулировки и позиции обеих сторон. Получившийся текст выглядит очень гармонично, все стройно и обоснованно. А вот что означает этот документ и кому он предназначен - отдельный вопрос. Главное, что он есть.

При этом - особенно в медийном освещении - главным символическим и содержательным элементом встречи стали братские объятия. Это яркий пример диалога любви и диалога символов. Исторический контекст этого события очень сложный и даже драматический. Встреча Римского понтифика и патриарха Московского готовилась очень долго и тяжело. Первые инициативы начались еще при папе Иоанне Павле II и патриархе Алексии II. Но каждый раз эта подготовка натыкалась на какие-то преграды. Прижилось даже клише - «традиционная невстреча лидеров» двух церквей.

Очень горячим, неоднозначным этот диалог был в девяностные годы. Католиков обвиняли в прозелитизме, в том, что они ищут в постсоветской России, кого бы еще завербовать, кого бы обратить. Эти обвинения звучали на самом высоком уровне, в том числе и из уст патриарха. То, что это наконец произошло, говорит прежде всего о возможности таких встреч в настоящем и в будущем. Практические последствия гаванского межцерковного саммита - уже совсем другой разговор. На первом месте - добрый знак надежды, на втором - совместная декларация.

Встреча патриарха Кирилла и папы Франциска в Гаване стала фантастическим событием в плане реализации возможностей, которые раньше были подавлены. Братский поцелуй, объятия, возможность прикоснуться друг к другу… Вообще, тактильность - важный элемент культурного кода папы Франциска. Это, несомненно, и пасторский элемент, и принадлежность к экспансивному латинскому культурному типу. Патриарх Кирилл в этом смысле более сдержан, закрыт, отстранен. И это единение в символическом плане производило тем более сильное впечатление.

- Можно ли через межконфессиональный диалог добиться решений текущих политических кризисов - на Украине, в Сирии, в Малайзии, где угодно?

Для большой политики религиозный фактор - дополнительный ресурс. Если прорывные решения недостижимы традиционными политическими средствами, можно попробовать задействовать и его: вдруг сыграет? И, как мы видим, большая политика даже в ХХ веке была заинтересована в подключении этого дополнительного ресурса. Об этом свидетельствует и история Русской православной церкви в военный и послевоенный период.

На мой взгляд, ничего страшного в этом нет. Та же встреча патриарха Кирилла и папы Франциска - большое политическое событие. После Гаваны было множество комментариев в духе: «Патриарх Кирилл - агент Кремля! Он выполняет задания администрации президента». Порой даже казалось, что эта тема проходила буквально красной нитью.

Конечно, сами по себе подозрения, что патриарх Кирилл - чей-то там агент и выполняет чьи-то задания - абсолютный бред, обсуждению не подлежащий. Но какие-то внешнеполитические государственные задачи и внешнеполитические церковные задачи всегда сопрягаются. Какие между ними отношения - сложноподчиненные, сложносочиненные - это другой вопрос, но они так или иначе идут рука об руку, и это нормально.

- Возможен ли такой «диалог жестов и символов» между религиозными и политическими деятелями?

Отношения между религией и большой политикой незаметно и неожиданно для многих начинают переустраиваться, здесь появляются новые акценты. Показательный пример - послание папы Франциска, направленное президенту Путину 4 сентября 2013 г., накануне саммита G20 в Санкт-Петербурге, и речь в нем шла о критической ситуации в Сирии. А Путин тогда председательствовал на саммите. Само по себе это сильное, очень внятное послание, но мало кто обращает внимание на то, как оно заканчивалось.

А заканчивается оно буквально так: «Испрашивая Ваших молитв, господин Президент…». То есть папа Франциск обращается к президенту России, председателю крупнейшего международного форума, как к верующему человеку, как к христианину. Папа Франциск не обязывает его ни к чему как некий духовный наставник, он лишь напоминает о реальности взаимной молитвы. Важна сама форма обращения - он испрашивает, просит, благословляя при этом встречу глав государств в надежде, что она даст благие результаты.

Получается, что обмен молитвами и благословлениями может форматировать новую политическую реальность. Без обязательств, но с христианской надеждой на практические результаты в политическом и гуманитарном решении проблемы.

- Часто ли приходится ради возможности вести диалог выходить за пределы вероисповедания или, наоборот, сужать поле диалога с тем, чтобы он не выходил из «зоны комфорта», не затрагивал вопросов, чувствительных для церковных догматов?

Это две степени риска на пути ведения диалога. В ходе реализации диалога неизбежно встает вопрос идентичности: кто мы? и где границы диалога? Где пределы наших возможностей? 2000-й год, год Великого юбилея христианства, дал хороший пример того, как болезненно определяются такие границы. В тот год одновременно появились два католических документа - декларация Dominus Jesus и нота о выражении «церкви-сестры». Этот термин - очень неаккуратный с экклезиологической точки зрения - родился в эпоху развитого экуменизма 1970-х - 1980-х гг., а авторство приписывалось папе Павлу VI. Но «церквями-сестрами», с точки зрения ватиканского документа 2000 г., могут быть только поместные церкви: церковь Рима и поместная православная церковь - это сестры, а Католическая церковь - всем церквям мать.

В свою очередь декларация Dominus Jesus прямо предостерегала от расширения диалога в ущерб пониманию того, кто такой Христос. Для христиан Иисус Христос - единственный спаситель и воплощенное Слово Божие. Здесь не может быть компромиссов в межрелигиозном диалоге. Собственно, оба документа 2000 г. представляют собой попытку с католической стороны обозначить границы ведения как экуменического, так и межрелигиозного диалога. И, нужно сказать, это вызвало большой переполох среди православных и протестантских экуменистов.

- На каком языке - в философском смысле - может вестись такой диалог?

Проблематика языка - центральная тема ХХ века: философская, филологическая, социокультурная, какая угодно. И ранние - да по сути и все основные - документы экуменического движения посвящены как раз богословским терминологическим и в широком смысле языковым проблемам. Вот главный сюжет христианства - Пресвятая Троица. Как ты мыслишь и что говоришь о ней на языке своей конфессиональной традиции? Изложи. И я изложу. А потом сравним.

Вопрос богословского языка - ключевой в этой проблеме. Первые документы Смешанной православно-католической богословской комиссии - также очень яркий пример того, как собеседники пытаются выстроить богословский язык, договориться о терминах. Это не «изобретение» нового языка, профессионального «экуменического арго», это попытка определить основополагающую терминологию и коммуникативные стратегии дальнейшего диалога. Найти взаимно непротиворечивые понятия и снять противоречия там, где их изначально нет.

- Может ли этот диалог дать что-то миру нехристианскому, нерелигиозному? Есть от него какая-то практическая польза?

А в чем вообще польза миру от христианства? Культурное наследие? Мне приходится часто слышать от наших просвещенных современников такие суждения: «А если бы был жив античный мир, он это христианское культурное наследие перекрыл бы стократно! Да эти христиане вообще ничего своего практически не создали - все от античных греков и римлян натащили! Ренессанс какой-то у них там был, тоже мне»! Признаться, есть некий резон в этих обличениях.

Дело в другом. Христианство как мировоззрение, как способ видения человека у нас во плоти, в крови. Даже если мы этого не ощущаем. Весь наш мир выстроен на христианском мировоззрении, на христианском взгляде. Христианство - это закваска, которая перебраживает и изменяет существующий мир и его культуру. Хотим мы этого или нет, признаем или нет, мы воспринимаем этот мир по-христиански. Но вот те, допустим, филологи-античники, мнения которых я привел выше, вполне могут относиться к христианству в духе заветов Марка Аврелия, своего духовного учителя. Они логично могут считать христиан шпаной и варварами, разрушившими великую древнюю цивилизацию и поглумившимися над ее культурой.

} Cтр. 1 из 5

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Казахский агротехнический университет имени С. Сейфуллина, г. Астана, Республика Казахстан

Кафедра философии, гуманитарный факультет

Межконфессиональный диалог как один из важнейших инструментов для поддержания мира и согласия между народами и нациями

Зейнуллина Жанна Руслановна - ассистент,

Аннотация

межнациональный государственный гражданский единство

Данная статья посвящена вопросу межнационального согласия в Республике Казахстан, которое является основой единства народа Казахстана.

Ключевые слова: межнациональный, согласие, формирование, свобода, многонациональный, культура, развитие.

Abstract

The given article is devoted to the problems of international agreements in the Republic of Kazakhstan. It is the base of the uniqe of the people of Kazakhstan.

Keywords: international, agreement, formation, freedom, multinational, culture, development.

В настоящее время в нашем обществе на первый план выдвигается необходимость согласия, мира, а также дружбы между людьми разных национальностей. Основой государственной политики является сохранение межэтнической стабильности. Данный вопрос интересовал и интересует многих исследователей, политиков, ученых, представителей средств массовой информации. По своему этнодемографическому составу и многообразию религий и культур Республика Казахстан является полиэтничным государством, поддерживает глобальный процесс и прилагает усилия, которые направлены на развитие диалога между религиями и цивилизациями. Именно поэтому Президент Республики Казахстан Нурсултан Назарбаев выдвинул инициативу по проведению Съезда лидеров мировых и традиционных религий в Астане 23-24 сентября 2003 года. Это укрепило позитивный имидж Казахстана как миролюбивого и толерантного государства на мировой арене, продемонстрировало, что разные народы, религии и верования вполне могут сосуществовать и развиваться в благоприятных мирных условиях. В нашем государстве религиозные конфессии не ущемляют друг друга, а, наоборот, соседствуют в мире и согласии. Только общими усилиями можно поставить заслон терроризму и религиозному экстремизму. Цель любой религии - милосердие, провозглашение любви к своему ближнему. Межконфессиональный диалог рассматривается как один из важнейших инструментов для поддержания мира и согласия между народами и нациями. Представители всех религий и этнических групп не должны допустить конфликтов на основе культурных и религиозных различий. Мирное решение межконфессиональных вопросов возможно только в ходе открытого и доброжелательного диалога. Известно, что внимание к интересам любой, даже самой малой национальной группы, искреннее уважение к национальным традициям и обычаям - это основа справедливого межнационального мира.

Всего за четверть века Казахстан состоялся как государство, ставшее полноценным участником мировой семьи наций. Мудрость и толерантность народа послужили объединяющим началом для консолидации всех граждан нового государства, вне зависимости от этнического происхождения, социальной, религиозной или иной принадлежности. В Казахстане удалось избежать столкновений на межэтнической почве и раскола общества. Согласие между этносами стало главным достижением, символом Казахстана. Каждый казахстанец имеет право развивать свою культуру, традиции и язык. Государство заботится о сохранении культурных и духовных традиций своего народа. Экономический потенциал и политическая стабильность зависят от взаимопонимания и согласия населения страны. В этом смысле большую роль сегодня играет созданная в 1995 году Ассамблея народа Казахстана. Сегодня Ассамблея народа Казахстана насчитывает свыше 820 этнокультурных объединений. В статье 3 «Цель Ассамблеи» Закона Республики Казахстан от 20 октября 2008 года № 70-IV записано: «Целью Ассамблеи народа Казахстана является обеспечение межэтнического согласия в Республике Казахстан в процессе формирования казахстанской гражданской идентичности и конкурентоспособной нации на основе казахстанского патриотизма, гражданской и духовно-культурной общности народа Казахстана при консолидирующей роли казахского народа. Основные задачи Ассамблеи народа Казахстана определены в статье 4: обеспечение эффективного взаимодействия государственных органов и институтов гражданского общества в сфере межэтнических отношений, создание благоприятных условий для дальнейшего укрепления межэтнического согласия и толерантности в обществе; укрепление единства народа, поддержка и развитие общественного консенсуса по основополагающим ценностям казахстанского общества; возрождение, сохранение и развитие национальных культур, языков и традиций народа Казахстана. Основными направлениями деятельности Ассамблеи народа Казахстана являются: пропаганда казахстанской модели межэтнического и межконфессионального согласия в стране и за рубежом; поддержка казахской диаспоры в зарубежных странах в вопросах сохранения и развития родного языка, культуры и национальных традиций, укрепление ее связей с исторической Родиной» .

В Казахстане проводятся международные конференции, встречи религиозных лидеров мира, свидетельствующие о больших достижениях в сфере толерантности, открытости миру. В стране обеспечена защита свободы вероисповедования и удовлетворение религиозных нужд всех граждан республики, независимо от языка и религии. В нынешнее сложное время мирового кризиса роль религии в сохранении мира и согласия, терпимости и взаимопонимания, укреплении нравственных основ общества многократно усиливается. На долю религии выпадает особая миссия - возродить духовнонравственные основы бытия. Великие мыслители мира называют религию формулой нравственности.

Выступая на IV Съезде Лидеров мировых и традиционных религий, Президент Казахстана подчеркнул, что «в современном мире у всех религий во многом общие задачи. Во-первых, надо остановить распространение духовного вакуума и преодолеть угрозу кризиса морально-нравственных ценностей человечества. Во-вторых, необходимо укреплять созидательные начала любого общества - ценности трудолюбия, честности и справедливости. В-третьих, миротворческая сила религий заключается в том, чтобы способствовать предупреждению конфликтов, проявлений нетерпимости и радикализма в любых обществах.

В-четвертых, важно поставить надежный заслон использованию вероучений для сеяния раздора внутри многоконфессиональных обществ, между народами и государствами. В-пятых, важно культивировать в обществе уважение к религиям, их святыням, чувствам и традициям верующих» .

Руководство страны поддерживает внутри страны атмосферу межнационального единства, толерантности и уважения к гражданам страны, независимо от их религиозной или этнической принадлежности. Благодаря мудрой политике главы нашего государства Н. А. Назарбаева, поликонфессиональный Казахстан является центром межрелигиозного диалога между исламом и другими религиями, приверженцем и активным участником межконфессионального взаимопонимания на глобальном уровне. Главный раввин Израиля Элияу Бакиш Дорон отметил, что «Казахстан является хорошим примером страны, где существует мир, межнациональное и межконфессиональное согласие. Израилю есть чему поучиться у Казахстана в сфере сохранения мира, в том числе и между конфессиями» .

Сегодня международное сообщество сталкивается с проявлениями экстремизма, попытками использовать религию для достижения неправедных целей, а голос авторитетных религиозных деятелей в защиту мира и человеческой жизни особо важен. Казахстан на стороне тех религий, которые воспитывают любовь к своей семье, к своей стране, к труду и миру. Именно в Казахстане проведено уже три Съезда мировых религий. Принята Программа совершенствования казахстанской модели межэтнического и межконфессионального согласия. Толерантность стала решающим фактором обеспечения мира, стабильности и экономического прогресса в нашей многонациональной стране.

В заключение можно привести слова ведущего мирового политика Маргарет Тэтчер: «...Казахстан процветает благодаря своему многообразию, он стал сильнее благодаря богатству своих разнообразных традиций и вероисповедований. Вы служите примером для многих».

Резюмируя вышесказанное, можно сделать вывод о том, что развитие межконфессиональных и межкультурных отношений служит общим интересам человечества и устранению терроризма, экстремизма.

Литература

2. Казыханов Е. Х. Казахстан в международном сообществе. Диалог религий, культур и цивилизаций. - Алматы, 2012.

3. Казыханов Е. Х. Казахстан в международном сообществе. Служить народу - мировые лидеры о главе государства и Казахстане. - Алматы, 2012.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Проблема единства мира: история и современность. Естественнонаучные и философские доказательства материального единства мира. Материя как субстрат: субстратное основание единства мира. Материя как субстанция: субстанциональное. Формы движения материи.

реферат , добавлен 31.03.2007


Основные составляющие политики: деятельность органов власти, участие в деятельности государства, оптимизация общественных отношений. Анализ отношений государственной власти и политики. Характеристика гражданского общества как самоорганизующейся системы.

реферат , добавлен 06.04.2012


Сущность и содержание концепции единства материи и духа Гайзенберг. Анализ современной архитектуры, определения понятия "прекрасное" в ней. Процесс познания и его психология, описанные Гайзенбергом. Роль науки в достижении взаимопонимания между народами.

презентация , добавлен 23.11.2010


Проблема единства мира как центральный акцент "философии природы". Понимание космоса как качественной и количественной определенности. Универсальность и целостность представлений о мире в мифологическом сознании. Поиск всеобщих законов мироздания.

реферат , добавлен 26.03.2009


Краткая история исследований феномена гражданского общества как философской проблемы. Раскрытие содержания всеобщей теории гражданского общества, её значение в социологии и политике. Экономические, политические и духовные элементы современного общества.

реферат , добавлен 29.04.2013


Биография древнегреческого философа. Познание "естества" человека, первоисточника его поступков, образа жизни и мышления - предмет, задача и главная цель философии Сократа. Признание единства знания и добродетели. Диалог как метод нахождения истины.

реферат , добавлен 14.01.2016


Один из замечательнейших представителей духовной жизни средних веков. Учение изложено в сочинениях: "О единстве и Троице", посвяящены догматике; "Да и нет", "Диалог между иудеем, христианином и философом" - об отношении между верой и разумом.

биография , добавлен 27.11.2003


Бытие как универсальная категория единства Мира. Проблема бытия в истории философской мысли. Материя как фундаментальная категория философии. Основные свойства материи. Методологические принципы при разработке классификации форм движения материи.

реферат , добавлен 12.06.2012


Единство и взаимосвязанность мира. Философия как мировоззрение. Философия и религия. Взгляд из разных эпох на проблему единства и многообразия мира. Материализм и идеализм в единстве мира. Религиозные версии мироздания. Современная научная картина мира.

контрольная работа , добавлен 12.11.2008


Краткая биография Жан Жака Руссо - французского писателя и философа, одного из крупнейших мыслителей XVIII века. Исследование гражданского состояния общества, обобщение его важнейших черт и элементов. Анализ концепции государственной власти Руссо.

Межконфессиональный диалог

♦ (ENG interfaith dialogue)

общие дискуссии в экуменических целях, проводимые среди членов различных христианских групп или с представителями нехристианских религий.

Вестминстерский словарь теологических терминов. - М.: "Республика" . Мак-Ким Дональд К. . 2004 .

Смотреть что такое "Межконфессиональный диалог" в других словарях:

Диалог - У этого термина существуют и другие значения, см. Диалог (значения) … Википедия

Христианский межконфессиональный консультативный комитет стран СНГ и Балтии - Христианский межконфессиональный консультативный комитет логотип комитета … Википедия

Межконфессиональный диалог … Вестминстерский словарь теологических терминов

Искусство добра (фонд) - Эта статья предлагается к удалению. Пояснение причин и соответствующее обсуждение вы можете найти на странице Википедия:К удалению/14 октября 2012. Пока процесс обсуждения не завершён, статью можн … Википедия

The Father, the Son, and the Holy Guest Star - «The Father, the Son, and the Holy Guest Star» «Отец, Сын и Святая приглашённая звезда» Эпизод «Симпсонов» … Википедия

Наука и религия - ежемесячный научно популярный журнал, издается с сент. 1959. Был учрежден как массовое издание для пропаганды материализма и свободомыслия. С начала общественно политич. изменений в стране активно участвовал в выработке новой концепции… … Религии народов современной России

Рейтинги самых влиятельных женщин в странах мира - 100 самых влиятельных женщин в мире (The 100 Women Who Run The World) Рейтинг публикуется американским финансово‑экономическим журналом Forbes, начиная с 2004 года. Эксперты присваивают баллы примерно 200 претенденткам, исходя из уровня… … Энциклопедия ньюсмейкеров

- (ББИ св. ап. Андрея) … Википедия

- (ББИ), высшее учебное заведение, открытое в Москве в 1995 г. на базе Общедоступного правосл. ун та, основанного прот. Александром Менем. Среди основателей и попечителей ин та архиереи, священнослужители и миряне РПЦ, правосл. Поместных Церквей,… … Православная энциклопедия

Богородичный центр - Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности … Википедия

Книги

• Страницы: богословие, культура, образование. Том 17. Выпуск 4 Купить за 70 руб электронная книга
• Страницы: богословие, культура, образование. Том 17. Выпуск 3 , Отсутствует. Академический богословский журнал «Страницы: богословие, культура, образование» стремится преодолеть пропасть, лежащую между богословием и культурой, верой и образованием, церковью и…